Книга Фолкнера «Шум и ярость» в цвете

«Шум и ярость» (1929) — один из шедевров литературы 20 века, любимый роман Уильяма Фолкнера, который он назвал своим «самым блистательным поражением».

Это модернистское повествование с потоком сознания, временными сдвигами и многочисленными точками зрения на одно и то же событие, что создаёт беспрецедентный уровень сложности.
Книга начинается апрельским днём 1928 года событиями, рассказанными Бенджи — 30-летним человеком, но с мышлением маленького ребёнка. Любое слово, взгляд, действие в настоящем вызывают в нём воспоминания. «Остановить время» в пользу прошлого пытается и его брат Квентин, но даже отломав стрелки часов, он продолжает слышать тиканье. Не отпускает прошлое и Джейсона — третьего брата в «погибающем» семействе Компсонов.

Фолкнер прекрасно понимал, что читателям будет трудно следить за хронологией романа и воспоминаниями героев, поэтому использовал курсив и латинский шрифт, и сожалел, что роман не может быть напечатан в цвете.

«Когда агент  Фолкнера предложил ему упростить эту систему, Фолкнер рассердился, быстро набросал 8 временных уровней в разделе Бенджи и сказал, что хотел бы, чтобы это было напечатано разными цветами, а потом пессимистично заключил: „Я не думаю, что это когда-нибудь будет напечатано таким образом.“»

Однако это стало возможным в 2012 году, когда британское издательство выпустило роман с использованием 14 разных цветов в части Бенджи. Выход книги был приурочен к 50-летию с момента смерти Фолкнера, лауреата Нобелевской премии по литературе (1949).

Стефан M. Росс и Ноэл Полк взяли на себя кропотливую задачу идентификации и окрашивания в свой цвет каждого временного уровня в тексте, сохраняя при этом оригинальную смену курсива и латинского шрифта.

Мы никогда не узнаем, так ли это было предусмотрено Фолкнером, но результат показывает, что цветные чернила позволяют читателям лучше и без ущерба для «передачи мысли» следить за нитями романа.

Источник

Предсмертные письма Марины Цветаевой (из «Дневников» Георгия Эфрона)

Георгий Эфрон (в семье его называли Муром) — сын Марины Цветаевой и Сергея Эфрона. Родился 1 февраля 1925 года в пригороде Праги, погиб 7 июля 1944 года на 1-м Белорусском фронте. В течение нескольких лет он вёл дневник, который охватывает период с марта 1940 года по август 1943. Документ, долгие годы скрытый от исследователей, содержит рассуждения 15-16-летнего подростка о мировой ситуации 40-х годов, рассказывает о тяжёлых буднях и ударах судьбы, о семейной трагедии и многом другом.
Приводим фрагмент из дневника №10

Георгий Эфрон

31 августа — 5 сентября 1941 года

«За эти 5 дней произошли события, потрясшие и перевернувшие всю мою жизнь. 31-го августа мать покончила с собой — повесилась. Узнал я это, приходя с работы на аэродроме, куда меня мобилизовали. Мать последние дни часто говорила о самоубийстве, прося ее «освободить». И кончила с собой. Оставила 3 письма: мне, Асееву и эвакуированным. Содержание письма ко мне: «Мурлыга! Прости меня. Но дальше было бы хуже. Я тяжело-больна, это — уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але — если увидишь — что любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик». Письмо к Асееву: «Дорогой Николай Николаевич! Дорогие сестры Синяковы! Умоляю вас взять Мура к себе в Чистополь — просто взять его в сыновья — и чтобы он учился. Я для него больше ничего не могу и только его гублю. У меня в сумке 450 р. и если постараться распродать все мои вещи. В сундучке несколько рукописных книжек стихов и пачка с оттисками прозы. Поручаю их Вам. Берегите моего дорогого Мура, он очень хрупкого здоровья. Любите как сына — заслуживает. А меня — простите. Не вынесла. МЦ. Не оставляйте его никогда. Была бы безумно счастлива, если бы жил у вас. Уедете — увезите с собой. Не бросайте!» Письмо к эвакуированным: «Дорогие товарищи! Не оставьте Мура. Умоляю того из вас, кто сможет, отвезти его в Чистополь к Н. Н. Асееву. Пароходы — страшные, умоляю не отправлять его одного. Помогите ему с багажом — сложить и довезти. В Чистополе надеюсь на распродажу моих вещей. Я хочу, чтобы Мур жил и учился. Со мной он пропадет. Адр. Асеева на конверте. Не похороните живой! Хорошенько проверьте».

Вечером пришел милиционер и доктор, забрали эти письма и отвезли тело. На следующий день я пошел в милицию (к вечеру) и с большим трудом забрал письма, кроме одного (к эвакуированным), с которого мне дали копию. Милиция не хотела мне отдавать письма, кроме тех, копий. «Причина самоубийства должна оставаться у нас». Но я все-таки настоял на своем. В тот же день был в больнице, взял свидетельство о смерти, разрешение на похороны (в загсе). М. И. была в полном здоровии к моменту самоубийства. Через день мать похоронили. Долго ждали лошадей, гроб. Похоронена на средства горсовета на кладбище…»

Георгий Эфрон «Дневники». М.: Вагриус, 2004. Т. 1. 1940—1941 годы. Т. 2. 1941—1943 годы. 

Приданое любимой внучке, или «мёртвые души» по Гончарову…

Накануне свадьбы Александра Сергеевича Пушкина и Натальи Николаевны Гончаровой (1830 г.) её дед — Афанасий Николаевич Гончаров — по-своему попытался решить проблему приданого для внучки. Состоись предсвадебная сделка — крупные долговые обязательства Гончаровых перешли бы к Пушкину.

Так, в дарственной сообщается, что Наталье Николаевне передаётся часть нижегородского имения — 300 душ  в селе Катунки. По официальным же данным в даруемой внучке деревне Верхней Полянке числилось не 300 «душ мужеска пола», а 281. Гончаров великодушно включил в документ и беглых крестьян, и ещё не появившихся на свет: «вновь рождённые тоже будут безраздельно принадлежать внучке».

Проект дарственной, составленный А.Н.Гончаровым

В то время крестьянская душа оценивалась в 400 рублей. Приданое в 120 000 рублей можно было бы назвать щедростью, если не учитывать того, что деревня Верхняя Полянка находилась в залоге Опекунского совета, и за ней числилось
168 000 рублей долгу.

М.Д.Филин Люди Имперской России. (Из архивных разысканий). — М.: НПК «Интелвак», 2000.

P.S. Известно, что сюжет «Мёртвых душ» (как и сюжет комедии «Ревизор») Н.В.Гоголю подсказал А.С.Пушкин. После смерти Александра Сергеевича (1837 год) Николай Васильевич работал над первым томом «Мёртвых душ»: «Когда я творил, я видел Пушкина. Ни одна строка не писалась без него».